"Нужно,- говорят богословы нового направления,- чтобы все теоретические положения Христианской религии, все ее догматы, которые теперь кажутся лишь безразличными метафизическими тонкостями, получили бы для верующего глубокий полножизненный практический смысл. И пока мы не покажем теснейшей связи между всеми догматическими истинами православной веры и добродетельной жизнью, нам не удержать и не возвратить в церковь рассевающиеся чада ее". Согласно сему своему желанию, богословы действительно пытаются показать, что догматы Христианского вероучения нужны для жизни человека не потому, что в совокупном содержании их дана миру великая истина Божьего спасения мира, а потому что каждый из них, будто бы, может служить в качестве начала возбуждающего и укрепляющего в человеке его инстинктивное влечение к добру. Отсюда у преосвященных богословов являются потуги мысли отыскать какие-либо "нравственные идеи", заключающиеся в догматах Церкви, и тем показать, так сказать, жизненную необходимость сих догматов в деле нравственного развития человека.
Помимо этой кажущейся отвлеченности и безжизненности православного учения возмущает дух новых богословов еще и привнесение в само дело спасения человека некоторого механического, сверхъестественного элемента, как чего-то мертвого по отношению к жизни человека, помимовольного. Сверхъестественное начало, будто бы, уничтожает значение за личным произволением самого спасающегося человека, и, подменяя его жизненный нравственный подвиг каким-то магическим действием над человеком, тем неизбежно разрушает и само спасение, которое тождественно нравственному совершенству. Этот-то магический элемент, особенно заметный в учении о святых таинствах Церкви, и составляет, по мнению новых богословов, в собственном смысле заблуждение Запада, только случайно привнесенное в вероучение Церкви. Между тем, по их новым богословским соображениям, ничто помимовольное, сверхъестественное не может иметь места в деле спасения человека, а в самом Христианском вероучении все действительно истинное должно клониться лишь к одной цели: укреплению нравственной самодеятельности человека. Отсюда естественно для новых богословов вытекает ненужность, непригодность некоторых святых таинств Православной Церкви, как не соответствующих вышенамеченной цели, например: брака, елеосвящения и других. Отсюда, говоря скромно, странность для их сознания и той основной проповеди Христианства, что только крестная смерть Христа, сама в себе, несет человеку очищение грехов его и что святое крещение в смерть Христову действительно дает крещаемому мгновенное истинное возрождение, делая его сонаследником Христу. Оказывается, по мнению новых богословов, ни страдания, ни сама смерть Богочеловека не имеют никакого самоценного независимого значения для спасения человека, а есть лишь простое свидетельство любви Бога к человеку. Спаситель мира превращается в "свидетеля", а необходимую причину страданий "свидетеля", по новому богословию, можно полагать в том, что для самого человека нелегко привыкнуть делать добро, и для него необходимо нужно всегда иметь пред глазами своими готовый идеал страданий за добро, чтобы черпать из него себе силу. Оставив пока богословские труды архиеп. Антония, главная мысль которого нами сейчас точно указана, и о которых сами профессора-рецензенты замечают, что у архиеп. Антония есть много оригинального, что "невеждам" может показаться новшеством и разрушением учения Церкви,- мы остановимся теперь на учении архиеп. Сергия о святом таинстве крещения.

По учению Православной Церкви, святое таинство крещения есть духовное благодатное рождение человека от Самого Бога. В нем человеку усвояется спасительная сила Христовой крестной смерти, то есть все грехи человека принимаются на Себя Спасителем мира, и потому человек совершенно очищается от всех грехов своих и, в силу этого, тотчас же становится членом Его Царства и сонаследником вечной Его славы. И это действие святого таинства происходит не воображаемо и мыслимо только, но существенно, то есть на самом деле происходит обновление человека Божественной силой, которая непосредственно дарует крещаемому: "оставление наказания, разрешение уз, соединение с Богом, свободу дерзновения и вместо рабского уничижения равночестие с ангелами" (св. Григорий Нисский). "Для того чтобы изгладить грехи, Господь добровольно умер... ко кресту был пригвожден грех, крестом были разрешены грехи",- учит св. Иоанн Златоуст. А потому "Спаситель есть очистительная жертва всей вселенной, ибо Он очищает, упраздняет все грехи людей Своей добровольной крестной смертью". И всякий верующий делается причастником этой очистительной жертвы, а вместе с нею и наследником небесных благ,- только лишь в святом таинстве крещения. "В таинстве крещения,- говорит Златоустый,- Бог очищает сами грехи, ибо благодать касается самой души и с корнем исторгает из нее грехи. Посему душа крещенного бывает чище солнечных лучей... Дух Святый, переплавляя душу в крещении, как бы в горниле, и истребляя грехи, делает ее чище и блистательнее всякого золота".

Это православное учение о святом таинстве крещения содержится и в трудах многих епископов Русской Церкви. Так епископ Феофан Затворник говорит: "Умерши на кресте, Господь Спаситель грехи наши вознес на крест и стал очищением о гресех наших. В крестной смерти Господа - сила, очищающая грех. Кто крестится,- погружается,- в смерть Христову, тот погружается в силу, очищающую грех. Сия сила в самом действии погружения снедает всякий грех, так что и следа его не остается. Здесь бывает то же, как если бы кто приготовил такой химический состав, который когда погрузят в него - и всякая нечистота будет снедена. Так и смерть Христова, как сила, очищающая грех, снедает всякий грех, как только кто погружается в сию смерть крещением. В крещенном и следа греха не остается: он умер ему..." Таким путем, то есть посредством святого таинства крещения, "все потребное для спасения человека переходит от Христа Господа на верующего крещающегося и ему усвояется не номинально (то есть на словах), а существенно".
Так учила и учит до сего времени о святом таинстве крещения Вселенская Церковь, но с этим учением не хотят согласиться новые богословы, и архиеп. Сергий*) пытается уверить, что будто бы еп. Феофан совсем не хотел сказать того, что он сказал: "Здесь в словах еп. Феофана иной увидел бы самое крайнее, по своей вещественности, представление об оправдании человека... Однако все эти сравнения остаются только сравнениями, самого существа дела не выражающими... они не касаются действительного смысла таинства, для выражения которого школьные формулы нужно оставить... Для Православия нет необходимости прибегать к такому противному всяким законам душевной жизни превращению грешника в праведника".**)

"Ведь душа не какое-нибудь вещество, чтобы в ней было возможно такое помимовольное превращение человека,- богословствует архиеп. Сергий,- и человек не может быть страдательным предметом для действия сверхъестественной (Божеской) силы.., а само крещение не есть какое-то внешнее магическое действие над крещаемым".., оно есть "великое испытание совести человека, поворотный момент в жизни. Ведь если бы святое таинство крещения, само по себе, по своему существу чрез веру крещаемого или его восприемников в Распятого давало действительное полное обновление жизни, то человек оказался бы только безвольным предметом чужого воздействия и святость, полученная им таким путем, ничем не отличалась бы от святости прирожденной, не имеющей нравственного достоинства". "Человек не может невольно претерпевать спасение, а потому и нельзя представлять себе, чтобы в момент крещения или покаяния совершалось какое-то невменение греха, какое-то провозглашение человека праведным", святым, или, что то же, достойным Царствия Небесного. "Сущность оправдания не в перемене независимой от воли человека его духовно-телесной природы, а в перемене его жизнеопределения, в изменении направления его воли.., а благодать крещения только укрепляет решимость человека настолько, что он начинает ненавидеть грех". Таким образом, "оправдание для православного есть состояние свободно-нравственное; оно находится в зависимости от самого человека, хотя и может совершиться только с помощью благодати Божией"... И "прощение грехов не в том состоит, что покрывается или прощается существующий грех; такого прощения,- учит архиеп. Сергий,- нет в Христианстве". "Прощение грехов в таинстве крещения или покаяния состоит в том, что вследствие коренного душевного перелома, настолько же благодатного, как и добровольного, в человеке является жизнеопределение совершенно противоположное прежнему, греховному, так что прежний грех перестает влиять на душевную жизнь человека, перестает принадлежать душе - уничтожается". "Нить жизни человека как бы прерывается, и образовавшееся у него греховное прошлое теряет свою определяющую принудительную силу... Это добровольное пресечение зла и является самой существенной частью оправдания, является, так сказать, самим способом, каким грехи человеку отпускаются... Прежние грехи человек бросил и потому они ему не считаются", но "совершенное остается совершенным, бывших грехов позабыть человеку нельзя.., сознание бывших грехов только учит человека понимать милость и всепрощающую любовь Божию".

Да, наличность у человека прежних грехов, как точно определенных актов злой воли, после крещения или покаяния не суть важно, ибо "из купели выходит новый человек ведь не в силу уничтожения его грехов, а поскольку он определяет себя к добру..; этим самоопределением к добру или внутренним охотно-свободным переворотом и слагается с человека греховное поношение.., будет ли то грех первородный или последствия поступков самого крещаемого". "Чтобы выйти из таинства новым человеком, он должен сам стремиться быть новым и, насколько есть у него сил, должен уничтожать в себе малейшие остатки прежнего греховного устроения.., так что собственно праведность, полученная человеком в крещении, является скорее возможностью, чем действительностью". А если это так, "то даже непринятие таинства в установленной форме может не повредить человеку, раз образовалось в нем существо истинного Христианства - желание царства Христова". Отсюда ясно делается, что "если оправдание есть дело не магическое, а нравственное, если сущность его в изменении жизненного определения человека, изменении, которое только завершается благодатью, а производится волей человека", то для очищения грехов крещающегося, конечно, совсем не требуется очистительной Голгофской Жертвы. Ибо в оправдании, по учению новых богословов, все зависит не от усвоения плодов искупительной смерти Богочеловека, а от нравственного психического перелома. "Грех не забывается и не невменяется человеку в силу каких-нибудь посторонних для души человека причин", а потому "если и можно говорить о невменении Богом греха человеку, то лишь в качестве домирного предположения всего домостроительства Божия о нашем спасении, предположения, которое низвело на землю Сына Божия и вознесло Его на крест, и которое, с другой стороны, является вечным залогом милости для нас, для всякого грешника, приступающего к Богу". Всякое другое представление дела освящения человека и прощения грехов, по мнению архиеп. Сергия, есть грубое заблуждение Запада, и возникает оно не потому, чтобы и на самом деле у человека не было средств спасения, а потому что "такое заблуждение мило себялюбивой природе человека".

Вот коротко учение новых богословов, и в частности архиеп. Сергия, о святом таинстве крещения, из которого ясно обрисовывается и вообще их взгляд на Божие дело спасения человека, какового спасения в собственном смысле не было и нет, а человеку явлена одна лишь помощь, чтобы он сам совершал свое спасение. Новые богословы не могут примириться с учением Православной Церкви о действительном значении крестной смерти Христа, как жертвы, очищающей грехи, ибо такое понятие о спасении, по их мнению, игнорируя собственные средства человека, лишено здравого смысла, как отрицающее законы психической жизни человека, где все должно происходить естественным порядком. "Спасение не есть какое-нибудь внешне-судебное или магическое действие, а развитие постепенно совершающееся в человеке действием благодати Божией, так как могут быть степени искупления",- говорит архиеп. Сергий.

Не имея в себе достаточно силы принять тайну Христова пришествия в мир, как точно определенное историческое дело Божьего спасения человека, как известный момент, цена которого в нем самом, как таковом,- новые богословы усиливаются осмыслить Христианство другим путем, а именно путем приспособления отдельных догматов Христианского вероучения к духовной жизни человека. Вместо того, чтобы твердо и смело судить всю настоящую жизнь истиной учения о совершенном Божием спасении мира, они осмысливают эту истину ее возможной пригодностью, полезностью для жизни человека. Они имеют надежду как-либо связать Никейский символ и Нагорную проповедь, то есть истину догматического учения Христианства, с добродетельной жизнью человека, и забывают, что нравственное содержание жизни есть для всякого верующего лишь неизбежное, естественное следствие определенного Божия дела спасения человека. И новые богословы, думая чрез искусственное расширение нравственной самодеятельности человека оживить Христианство, в действительности только повторяют собой печальную судьбу известных еретиков XVI века - социниан. "Социнианские богословы также приписали совершение спасения нравственным силам самого человека, хотя и при содействии Божией благодати, так что крестная смерть Иисуса Христа, по их богословским соображениям, была не искупительной жертвой за грехи людей, а только исключительным свидетельством Божией готовности прощать людям все согрешения их и оказывать им благодатную помощь для достижения вечной жизни и Царства Небесного. Таким представлением Христова дела они, очевидно, не только разрушили Христианский догмат спасения, но и открыли широкий путь к решительному отрицанию всей Христианской догматики; потому что, если в самом деле Божие участие в спасении людей ограничивается только простым показанием Божией готовности содействовать их действительному спасению, то для такого показания вовсе не требуется пришествия мир Божия Сына... И социнианские богословы, действительно, пришли к полному разрушению Христианства, хотя на самом деле они думали и желали не разрушать Христианство, а напротив, утвердить его, как абсолютно истинную вечную религию".

Такой же неизбежный конец должен быть и для новых богословов: и для них историческое дело Христа-Спасителя в той форме, в какой оно совершено, безусловно должно потерять, и уже для многих несчастных потеряло, свой смысл и значение. И человек снова возвращается на путь естественного мышления и еще только "возможности" своего спасения, и в муках отчаяния снова вопиет к Небу словами апостола Павла: "Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти".

*) См. сочинение архиеп. Сергия "Православное учение о спасении" изд. 2-е. Казань, 1898. С. 157-217
**) Здесь невольно хочется напомнить преосвященному богослову следующие слова святого апостола Павла: "благоугодно было Богу безумием проповеди спасти верующих".- прим. автора.