....считаю это послание важным для правильного понимания греческой ситуации.
Немного предистории. В 1971 году матфеевская экзархия приехала в США для установления общения с РПЦЗ. К этому времени флоринцы добились важного успеха в придании видимости законности своей иерархии – их в 1969 году признала РПЦЗ и объявила о полном с ними общении. К этому времени флоринцы уже в основном отказывались от экклисиологии митр. Хризостома бывшего Флоринского, не хотевшего принимать новый стиль, но и не отрицавшего новостильную иерархию и не желавшего рукополагать новых епископов для своей отдельной старостильной церкви. Флоринцы склонялись к исповеданию веры 1935 года, отрицавшему новостильную церковь – этому исповеданию всегда следовали матфеевцы. Таким образом, флоринцы претендовали на то, чтобы быть по вере как матфеевцы, но с сохранением важного преимущества – во мнении многих склонных к «обрядоверию» верующих матфеевская вынужденно единоличная хиротония 1948 года казалась существенным изъяном, ставившим под сомнение каноничность матфеевской иерархии, и с этой точки зрения флоринские хиротонии, получившие задним числом признание от РПЦЗ, выглядели предпочтительнее. Кроме того, признание хиротоний от РПЦЗ существенно улучшало позиции флоринцев в отношениях с греческой государственной властью, не признававшей хиротонии старостильников 1937 года, но не могшей отрицать признание РПЦЗ «мiровым православием». 

Тогда, в 1971 году, флоринцы были на вершине своего роста – через РПЦЗ (особенно «бостонцев») о них стало известно в православном мiре, и у них появились перспективы привлечь к себе многих недовольных тогдашним расцветом экуменизма в «мiровом православии». Тогда, в 1971 году, флоринцы были ещё внутренне едины и имели признание от РПЦЗ, и трудно было предвидеть их скорый конфликт с РПЦЗ и тяжкие внутренние раздоры, сопровождавшиеся тяжёлыми обвинениями нравственного характера. В это время среди матфеевцев возникла группа, попытавшаяся примкнуть к этому многообещавшему союзу РПЦЗ и флоринцев. Но для этого была проблема – матфеевцам нужно было каким-то образом получить признание своих хиротоний, происходивших от единоличной хиротонии 1948 года. Флоринцы, прежде немало постаравшиеся для дискредитации матфеевских хиротоний, естественно рассчитывали получить преимущество над присоединяющимися матфеевцами, и это их стремление, вероятно, нашло поддержку во влиятельном тогда в РПЦЗ Бостонском монастыре. Матфеевская экзархия (митр. Епифаний Кипрский и Каллист тогда митр. Коринфский) согласилась принять решение собора РПЦЗ о принятии в общение через хиротесию, которая имела целью окончательно закрыть вопрос о матфеевских единоличных хиротониях. Если бы матфеевские представители немного выждали время, они смогли бы понять, что такое вступление в общение приносит им немало проблем – во-первых, РПЦЗ отнюдь не собиралась на деле разрывать общение с новостильниками, во-вторых, фактическая капитуляция перед флоринцами в вопросе хиротоний не имела смысла, поскольку сомнительность флоринской иерархии проявилась довольно скоро и очень ярко. Тем не менее, решение о принятии хиротесий матфеевскими представителями в США было принято, и хиротесии были проведены над ними, с условием, что позже в Греции они произведут хиротесии над всеми епископами и священниками, чьи рукоположения восходят к хиротониям 1948 года. Но это решение нужно было ещё провести в Греции, где значительная часть матфеевцев вовсе не считала хиротонии 1948 года ущербными. Текст решения собора РПЦЗ о хиротесиях, из которого следовало, что хиротонии 1948 года не были признаны как таковые и были «восполнены» хиротесиями, был опубликован в официальном издании Синода, но сами члены экзархии настойчиво уверяли, что матфеевские хиротонии были приняты как действительные и что было провозглашено единство в вере с РПЦЗ, а хиротесии, которые надо осуществить и в Греции (они и были осуществлены, но только над епископами, и не без некоторого сопротивления) – не более чем формальность, нужная, чтобы закрыть вопрос о сомнительности единоличных хиротоний. Единство с РПЦЗ рухнуло очень скоро – когда стало ясно, что РПЦЗ не собирается на деле разрывать общение с новостильниками, а флоринцы начали требовать подчинения матфеевцев их синоду, не без оснований ссылаясь на постановление собора РПЦЗ об «активации» матфеевских хиротоний через хиротесии – при таком подходе матфеевские епископы становились полноценными епископами только с 1971 года. Поскольку эта история не дала реальных плодов (отношения с флоринцами и РПЦЗ от этих объединительных усилий только ухудшились), про неё стали понемногу забывать. Возобладало мнение (выраженное позднее и официально), что те хиротесии были простым благословением, неким аналогом разрешительной молитвы, не прибавившим и не убавившим ничего по сравнению с несомненно действительными прежними матфеевскими хиротониями (такому толкованию способствовало то, что слово «χειροθεσία» вообще означает «возложение рук», и не обязательно означает чин восполнения хиротонии). Правда, это мнение не согласовывалось с ранее опубликованным решением собора РПЦЗ, но этому не придавалось большого значения.

Потом, однако, выяснилось (благодаря флоринцам, усердно собирающим на матфеевцев «компромат», и опубликовавшим судебные материалы), что матфеевский митр. Николай (нынешний глава николаевцев) благодаря факту хиротесии оправдался в 1975 году в гражданском суде, признавшем его имеющим преемственность от РПЦЗ (но не от отрицаемых государством старостильных хиротоний 1935 года). Получалось, что некоторые матфеевцы отнюдь не считают, что они юридически ничего не получили от тех хиротесий. Стали появляться и свидетельства, что во время хиротесий в США читались молитвы хиротонии. Получалось, что ценой фактического отказа от своих хиротоний 1948 года некоторые матфеевцы получили нужное им признание гражданского суда. Митр. Кирик пытался инициировать разбирательство этого грозившего скандалом дела в Синоде, но получил отказ.

Параллельно развивалась позорная история с обвинением Е. Гутзидиса в ереси «первой безначальной Церкви», поддержанным Синодом после доклада как раз того самого митр. Николая. По своему опыту личного общения с николаевцами (грекоязычными, англоязычными и русскоязычными) могу сказать, что ни один (!!!) из верующих, поверивших этому обвинению, не смог ясно объяснить догматическую суть этого обвинения. Это обвинение догматически очевидно несостоятельно, и компрометирует, скорее, самого обвинителя – митр. Николая – высказавшего в обвинительном докладе ряд неправославных мнений. Именно это обвинение и легло в основу «осуждения» николаевцами сначала Е. Гутзидиса, а потом и поддержавшего его митр. Кирика. До сих пор главное обвинение в наш адрес со стороны николаевцев – это именно обвинение в исповедании этой «ереси». Это абсурдное обвинение имело относительный успех среди верующих только благодаря одному факту – оно было поддержано авторитетом большинства епископов, а митр. Кирик после смерти своего единомышленника митр. Панарета постепенно остался один, без поддержки со стороны других архиереев.

Однако, ответное обвинение со стороны митр. Кирика, публиковавшего материалы, связанные с историей с хиротесиями, выглядело весьма угрожающе для николаевцев – версия о хиротесии как о формальном простом благословении рушилась. Вырисовывалась крайне неприятная картина – некоторые матфеевские иерархи фактически отказались от своих прежних хиротоний ради признания со стороны РПЦЗ, которым потом негласно пользовались в гражданском суде, успокаивая «непосвящённых» исторически неверными интерпретациями.

И вот, наконец, николаевцы решились на неожиданный ход – они вдруг сами фактически подтвердили справедливость критики митр. Кирика по вопросу хиротесий, признав хиротесии «ложными, необоснованными и яко никогда не бывшими». Тем самым николаевцы фактически отказались от защиты авторитета Синода времён архиеп. Андрея, надеясь таким образом уйти из-под критики митр. Кирика. При этом они попытались заодно очернить и авторитет самих митр. Кирика и Е. Гутзидиса, имевших влияние на синодальные дела во времена архиеп. Андрея. Правда, делается это в послании как-то невнятно и неубедительно, что, вероятно, свидетельствует о недостатке фактических оснований для обвинения в соучастии в той дезинформации. Мне трудно судить об их участии в этом деле, но я могу сказать, что лично беседовал на эту тему с Е. Гутзидисом, и мне его объяснение ситуации показалось весьма правдоподобным. Но в любом случае, этот упрёк звучит жалко, поскольку Елевферий Гутзидис и Мина Кондоиоаннис (нынешний митр. Кирик) были в 1971 году лишь молодыми мiрянами, доверявшими своим архиереям, и выражавшими уже тогда свои сомнения в уместности хиротесий. Сваливать на них вину в таких вопросах – значит фактически признавать бессилие архиереев, не способных разобраться в канонических вопросах без помощи мiрян.

Впрочем, главный результат николаевского послания, на мой взгляд – их публичное признание отказа от мнения о непогрешимости официальных церковных установлений – от мнения, на котором единственно и строилось доверие их паствы к их догматическим обвинениям против митр. Кирика и Е. Гутзидиса. Теперь нам, подпавшим под эти обвинения со стороны николаевцев, легко парировать их ссылкой на это послание самх же николаевцев – ведь если они сейчас признают ошибочными те хиротесии, почему мы должны серьёзно воспринимать их догматические обвинения? Мы уж лучше подождём, когда они сами признАют их ошибочными. Но от этих обвинений николаевцы (пока?) не отказываются, требуя соответствующего отношения к нам и от своей паствы. Тем самым, фактически, вожди николаевцев сводят свою церковь к простой человеческой организации, требующей подчинения руководству даже в ущерб догматической и исторической правде.

Дмитрий Капустин