Краткое жизнеописание (по книге “Житие епископа Серафима (Звездинского). Письма и проповеди”. Париж, 1991)
епископ Дмитровский Серафим
Святитель Серафим (Николай Иванович Звездинский) родился в Москве в семье единоверческого священника 7 апреля 1883 г. Мать его умерла через два года после рождения сына. Окончив начальное училище около храма Св. Троицы (Троице-Введенская церковь), где настоятельствовал его отец, свящ. Иоанн Звездинский, Николай был принят в Заиконоспасское училище на Никольской, учился успешно и по окончании поступил в семинарию.
В 1902 г. мальчик серьезно заболел воспалением лимфатических желез так, что врачи уже не ручались за его жизнь. Николай был чудесно исцелен по молитвам святого старца Серафима, с верою и молитвою прикладываясь к его образку, присланному настоятелем Саровской пустыни игуменом Ерофеем. После чудодейственного исцеления сына о. Иоанн по предписанию Святейшего Синода составил благодарственный тропарь и кондак, посвященные преп.Серафиму (тогда еще не канонизированному).
Окончив семинарию, Николай поступил в Московскую Духовную Академию. В смутную пору начала века дух бунтарства и вольнодумства проникал в стены духовных училищ и академий. Юноши, избиравшие монашеский путь, не пользовались расположением своих товарищей. Профессора также настраивали против монашества, видели в них, монахах, будущих архиереев, занижали таким студентам отметки: "Хватит с вас и тройки, вам нужно смирение. Вы в монахи глядите", — нередко говорилось им. В такой среде пришлось учиться будущему владыке. Однако Лавра с ее уставом и тайными миру подвижниками приблизила юношу к монашеству. Свои мечты о монашестве он делил с двумя друзьями: будущим еп. Филиппом и юным Полиевктом. Соединившись духом, они приступили к раке чудотворца и дали обет принять монашество.
Каникулы Николай проводил дома. Ректор ездил на запад — в Рим и Бари с некоторыми студентами, но отец Коли был тяжело болен: нужно было оставаться дома. Скоро Господь посетил Колю невосполнимой утратой, поставив его у порога монашеской жизни: его отец скончался.
26 сентября 1908 г. в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре Николай был пострижен в монашество с именем Серафима. Когда новопостриженный стоял с зажженной свечой у образа Спасителя, — весь просветленный, сияющий, и благодать играла на его лице, — ректор, указав на него, сказал студентам: "Смотрите! Это ли не свет монашества?"
Пять дней и пять ночей провели ново-постриженные в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Гефсиманском скиту. Клобук не полагалось снимать до семи дней, — он жал и резал уши своими краями, как терновый венец.
"Пережил здесь я, — вспоминал владыка, — и рай и ад. Неожиданно вдруг в душе поднялся ужас, страх, ропот, отчаяние. Что я сделал? Зачем я стал монахом? Заживо себя похоронил... Но что делать? Куда деваться? Готов был об стену биться и... вдруг — грохот: все зашаталось. Иконостас с грохотом свалился вниз, и адский хохот сатанинский раздался под церковными сводами. То было дьявольское наваждение, дьявольское стреляние и его сатанинское адское омрачение, но Христос пришел и рассеял его Своею благодатью. Свет, мир, тишина, теплота, радость исполнили сердце. И все утихло. Все на своих местах, все благоухает. Боже, слава тебе! Христос моя сила, Бог и Господь, честная церковь... Слава Тебе!!!"
Еще студентом, будучи на каникулах с товарищем, знавшим чудовского архимандрита Арсения, и с сестрой Анной, Николай Звездинский зашел в Чудов. Тогда же молодежь посетила и отца Герасима, почитавшегося чудовцами за прозорливого. Николай часто потом посещал старца Герасиму, теплого молитвенника и любвеобильного утешителя. Однажды отец Герасим взял с собою его к своим духовным детям. "Я привез вам чудовского архимандрита... Это наш будущий архимандрит", — так отрекомандовал старец чадам своим своего спутника. Пророческие слова сбылись в точности; тогда же казались дивными.
В скором времени инок Серафим был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. По окончании академического курса, он получил назначение, какого и сам не ожидал: преподавателем по церковной истории в Вифанскую семинарию, что близ Москвы и Лавры. Здесь он, ранним утром, шел совершать Божественную литургию в Вифанский храм, затем — в семинарию. Воспитанники видели его светлым, тихим, благодатным. Вспоминали потом, будучи сами священниками, какое глубокое впечатление производил он на них. "Я молился за каждого своего ученика, — говорил владыка. — Вынимал за каждого частицу на проскомидии и это, видимо, чувствовали они своими душами".
Вспоминал владыка, как на праздник Иоанна Богослова (это престольный праздник в Вифании), приезжал митрополит Владимир служить литургию. Какое было чудное могучее пение, какой подъем молитвенный царил и какое было у всех торжество на душе. В одно из таких богослужений за запричастным стихом иеромонах Серафим в присутствии митрополита Владимира говорил слово. Проповедь была об Иоанне Богослове, стоявшего у креста Господа и зревшего Его раны и текущую кровь и воду, и "виде и свидетельства". Говорил о том, какое это великое избрание Божие: все бежали, а он стоял у креста и зрел текущую кровь Христову. Иеромонах Серафим увещевал юношей не бежать от страждущего Христа, но стоять на божественной страже.
Подвиги его духовные здесь были очень сильны. Враг нападал на юного подвижника со всею силою. Были страхования.
Живя в Вифании, иеромонах Серафим уединялся от всех и всего. Два года пробыл он здесь, укрепляя себя молитвой и уединением, пощением и смирением. Вскоре перевели отца Филиппа ректором Московской семинарии, а с ним и молодого преподавателя Звездинского. Жизнь оказалась не чуждой искушений. Приходилось постоянно находиться на людях, на миру с его суетой, шумом и нищетой. Утешением и прибежищем для молодого монаха стал Чудов с его молитвенным настоятелем, обитель святителя Алексия, Кремль и его святыни.
В июне 1914 г. иеромонах Серафим ушел под кров тихой Чудовской обители, в священный Кремль.
Когда архимандрита Арсения Господь призвал в святительский сан, настоятелем Чудова монастыря стал иеромонах Серафим.
В Чудове монастыре горел он и светил смирением, уготовляя себя к высшему званию апостольского архиерейского служения. "Свете тихий", — так говорил о нем и владыка Арсений. Тихий голос и самого владыки кротко звал народ к покаянию, чая грядущие бедствия на вселенную. Молитвою, постом, благоговением и любовию сиял и горел в сердце святитель московский Арсений. Каждое его служение привлекало к себе его чад, которые не отрывались от молитвенного с ним общения ни на одно богослужение; в каком из храмов Москвы владыка Арсений — там и его стадо. Часто сослужил ему и архимандрит Серафим, но оставался иногда и один в Чудове за старшего, и каждое его праздничное богослужение соединялось с горячей проповедью о любви ко Христу, о Его страданиях, о Его вечной всепрощающей любви к роду человеческому.
После октябрьского переворота Чудов еще некоторое время жил по заведенному уставу. Чудовские митрополичьи покои стали прибежищем для многих архипастырей, съехавшихся на Поместный Собор 1917/18 гг. Находился здесь и зосимовский старец Алексий, которому доверено было вынуть жребий с именем будущего патриарха.
21 ноября 1918 г. в Успенском соборе состоялась торжественная интронизация патриарха Тихона. В соборе было холодно, главный свод был пробит снарядами. После богослужения патриарх объезжал Кремль и кропил его святой водой.
Как рассказывают очевидцы, солдаты стреляли в кресты Чудова монастыря. Было жутко и страшно видеть лики святых, простреленные пулями и пронзенные ударами штыков. Народ особенно чтил Распятие, из которого как бы потекла кровь, когда снарядом оторвало руки у распятого Господа.
4 августа 1919 г. пришел приказ очистить Чудов, монахам удалиться из Кремля: им предоставлен был для поселения Новоспасский монастырь. Кремль закрылся для верующих.
Владыка Арсений и отец Серафим погостили немного в близкой их сердцу Зосимовой пустыни. Владыка нашел затем убежище у любящей и почитающей его духовной дочери игуменьи Покровской общины Ювеналии. Имея скит и при нем домик в лесу, она устроила для них киновию, где они утешались молитвою. Здесь они не только молились, но и трудились, копали грядки, рубили дрова. Владыка Арсений занимался живописью, архимандрит Серафим читал Св. Писание по обиходу своего небесного покровителя: за неделю — все четыре Евангелия, Деяния Апостолов и их Послания.
Осенью того же года патриарх Тихон вызвал о. Серафима в Москву, где объявил молодому архимандриту, что желает его видеть во епископском сане.
Накануне хиротонии, после всенощной, будущий епископ отслужил панихиду по своим родителям, прося их родительского благословения и молитв на трудный путь архиерейского служения. Утром небольшой храм Троицкого подворья был переполнен. Святейший в белом облачении встречал новонареченного. Вручая посох, он сказал: "По молитвам ныне празднуемого святителя Петра, митрополита Московского, желаю, чтобы ты был для града Дмитрова тем же, чем был св. Петр для нашего града Москвы. Сказано в тропаре сему святому, что он был утверждением граду Москве. Будь и ты утверждением граду Дмитрову".
Постепенно начинались целенаправленные гонения на Церковь Христову. В одной из своих проповедей 1922 г. епископ Серафим говорил:
Откровение Иоанна Богослова говорит о появлении зверя, борющегося с Агнцем Божиим, там говорится о Жене, родившей Сына, которого преследовал страшный зверь, вышедший из бездны. Но Жена скрылась в пустыне. По толкованию св. отцов Жена — Церковь Христова. Они предсказывали, что придет время, когда снова верующим придется уходить в подземелье, скрываться в пустыню. Не наступает ли теперь это время? Будьте крепки духом, будьте внимательны.
В ноябре 1922 г. владыка был арестован за неподчинение обновленческому церковному управлению. Сначала узника допрашивали на Лубянке, а потом перевели в Бутырскую тюрьму. Владыка Серафим делился со своими соузниками всем, что получал от верной паствы. Утешал их словами сострадания, молитвой и любовью, хотя и самому приходилось очень трудно. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело. Начались частые сердечные приступы. Поэтому тюремщики перевели его в "околоток", где был полубольничный режим. На стене камеры хлебом он прикрепил образ Божией Матери Скоропослушницы, к Которой особенно взывал в своем узничестве. В бутырском заключении владыка сложил в уме и в сердце своем акафист страждущему Христу Спасителю: "В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня в конец изнемогающего".
В апреле 1923 г. его перевели в Таганскую тюрьму, а в мае владыка Серафим отправился в первую ссылку, в деревню Визингу (Зырянский край). Вместе с ним здесь жили монах Чудового монастыря Филарет и дмитровский благочинный, о. Иоанн Суравьев. Вскоре прислали и другую партию ссыльного духовенства. Участь изгнания вместе с владыкой добровольно разделили и его духовные дочери, Клавдия и Анна, благодаря запискам которой во многом и стало известно житие епископа Серафима.
В марте 1925 г. срок ссылки закончился и владыка Серафим отправился в Дмитров. 4 мая он прибыл в Москву, остановившись в Сергиевом Посаде, где исповедовался старцу Алексию, встретился и со своим другом по академии еп. Филиппом Аляскинским.
Церковь в Москве находилась в бедственном положении. Митрополит Петр Крутицкий, местоблюститель патриаршего престола, еще не пользовался доверием многих священников и архиереев в Москве, не все хотели подчиняться митрополиту, который только недавно стал монахом. Своей поддержкой местоблюстителя владыка Серафим помог объединить московский клир вокруг митрополита Петра.
У владыки Серафима начались приступы каменной болезни печени. Несмотря на тяжкие страдания, изгнаннику нужно было явиться в Дмитров к начальству. Владыка явился в НКВД, там ему объявили, чтобы он немедленно выезжал из Дмитрова на Лубянку, в Москву.
Власти запретили епископу ехать в Дмитров на свою кафедру. Лето он провел в Борисоглебском Аносинском монастыре. 11 ноября митрополита Петра отстранили от обязанностей местоблюстителя, и он оставил бумагу, указав, что управление Московской епархией передается викариям во главе с епископом Серафимом. Канцелярия Синода, однако, была закрыта, дела опечатаны.
Временно владыка Серафим выехал в Аносину пустынь и жил, то там, то на хуторе в Кубинке, в 20 верстах от монастыря. 13 июня 1926 г. по требованию властей, владыка был вынужден переехать в Арзамас. В июле он приехал в Дивеево. Несколько месяцев игуменья препятствовала владыке служить в храме, думая, что тем самым спасает монастырь от опасности. Но после упорных просьб смилостивилась — очистила подвальный храм под Тихвинской церковью во имя иконы Божией Матери "Утоли моя печали"; здесь владыка Серафим совершал литургию. После литургии владыка шел на канавку св. Серафима и читал “Богородице Дево, радуйся” 150 раз, в соответствии с правилом преподобного старца. А 19 июля он вместе с епископом Зиновием Тамбовским совершал праздничное богослужение в Сарове в память об открытии мощей святого. Второй раз владыка Серафим был в Сарове на престольный праздник Успения Пресвятыя Богородицы. Это было последнее торжество в Сарове. И — последнее архиерейское служение. По возвращению владыки из Сарова приехал представитель нижегородского НКВД и объявил, что служение разрешается только в Дивееве, а в Саров въезд запрещен.
В августе 1927 епископ Серафим был арестован вместе с епископом Тамбовским Зиновием и игуменией Александрой и увезен в тюрьму в Арзамасе, а затем в Нижний Новгород. Вскоре (до октября 1927 г.) владыки были освобождены и в октябре обоим епископам велели отправиться в Москву.
Тучков предложил епископам побывать у митрополита Сергия, договориться с ним и поехать управлять епархиями при условии сотрудничества с властями. Они отказались. Тогда Тучков сказал им, чтобы они уехали из Москвы. Епископ Серафим уехал в Меленки.
Владыка Серафим подал митрополиту Сергию прошение об освобождении от управления Дмитровским викариатством: такое же прошение подал и вл. Зиновий — освободить от управления Тамбовской епархией. "Что это? — спросил митр. Сергий, — протест? Несогласие с Синодом? Нежелание договориться? А знаете, что митрополит Петр за свою несговорчивость поехал в "Хе" — в Заполярье, а вы будете не в "Хе", а в "хе-хе-хе". Епископы отвергли требование митрополита Сергия зачитать с амвона пастве декларацию о подчинении Церкви советской власти.
Дмитровцы быстро узнали новое местопребывание владыки и устремились к нему. Приток посетителей увеличивался день ото дня. Извозчики выезжали за архиерейскими гостями, довозили до места, привыкли к тому, что ежедневно есть пассажиры и в обратный путь.
В Меленках владыка прожил 5 лет. Здесь он совершил несколько монашеских постригов, в том числе и послушницы Анны, бывшей с ним в Зырянской ссылке. Все это время владыка практически не выходил за ворота дома, где он жил, сосредоточившись на молитвенном подвиге.
Власти искали слабых, через кого можно собирать сведения, принуждали к тому дочь хозяйки дома. В декабре 1931 г. в доме был проведен обыск. "Мы предлагали владыке переехать куда-нибудь, — вспоминает Анна, — чтобы себя обезопасить. Но владыку вызвали в НКВД, потребовали подписку о невыезде. В ответ на наши тревоги владыка раскрыл Евангелие как раз 6-ой недели поста: "И послал двух учеников пред собой уготовать Пасху". "Истина свободит вы". И мы предали себя воле Божьей. Наступила Лазарева суббота. Прибрали в доме, приготовились к Вербному, но каждую минуту тревога: дождемся ли, успеем ли встретить Пасху... Кончилась всенощная "с вайями и ветвями, зовущи": "Благословен грядый во имя Господа Спаса нашего". Сели ужинать — вдруг стук. Быстро вошли трое. Обыск подробный, придирчивый. "Дайте паспорта"... Бледный, больной владыка, когда нас уводили, просил следователя: "Не обижайте их, и вас Господь помилует, не забудьте моей о них к вам просьбы, а я вас не забуду".
11 апреля 1932 г. владыка Серафим был арестован и доставлен в Москву. Его содержали в Лубянской тюрьме, где он находился в одной камере с владыкой Арсением, которого вскоре освободили. Затем епископа перевели в таганскую тюрьму. 7 июля он был обвинен в принадлежности к “контрреволюционной монархической организации “ИПЦ” и приговорен к 3 годам ссылки в Казахстан.
В Алма-Ату вместе с ним поехала монахиня Анна. Тяжелая дорога и плохой климат сказались на здоровье владыки, часто случались сердечные приступы, там он заболел малярией. С трудом удалось найти жилье. Анна вспоминала о том, что в ссылке “приходил алма-атинский владыка, епископ Герман, посетить помощника митр. Петра. Оба были радушны. Владыка угощал его вареньем из виктории и рисовой кашей, привезенной, из Москвы. Вл. Герман приглашал к себе, наш владыка не обещал, а нам сказал: "К себе принял, а сам не пойду". Разделение с сергианством: он не имел с ним молитвенного общения, не искал и общения светского…”
Вскоре ему было предписано отправиться в новую ссылку, в город Гурьев. Ехать пришлось за тысячи километров – через Сызрань, Пензу, Саратов, Уральск.
Из Уральска владыка писал своим чадам:
Всем, всем моим о Христе Иисусе Господе нашем возлюбленным чадам, их же имена в сердце моем ношу, мир, благодать и Божие благословение.
Свершаю длинный и долгий путь с пересадками, утомительными стоянками. Но весь этот путь от Меленков до Москвы, от Москвы до Алма-Аты, от Алма-Аты до Уральска, предстоящий от Уральска до Гурьева на Каспийском море, есть путь дивный и незабвенный. Кратко сказать, что это есть путь чудес от чтения 150 "Богородице, Дево, радуйся"! Порою думается, что Господь нарочито и послал меня этим путем, чтобы воочию показать мне. сколь сильна пред Ним молитва Пречистой Его Матери и сколь действенно приносимое ей с верою архангельское приветствие "Богородице. Дево. радуйся!" Верую и исповедую, яко аз познах, как никогда еще, на совершаемом мною сейчас пути все тепло, всю защиту. весь покров чудного приветствия сего "Богородице, Дево, радуйся!" Это воззвание в самых непроходимых местах пролагало мне углаженную дорогу с верными моими спутниками, в безвыходных обстоятельствах давало выход, располагало нерасположенных ко мне. злые сердца неоднократно умягчало, а несмяг-чавшиеся и обжигало, и посрамляло. Яко изчезати им, яко дым.
Архангельское приветствие "Богородице, Дево, радуйся!" при полной беспомощности вдруг подавало неожиданную помощь и. притом, с такой стороны, откуда и невозможно было никак ее ожидать, не говорю уже о внутреннем мире среди бурь, о внутреннем устроении при окружающем неустройстве от сего приветствия архангельского. Праведно движимый гнев Божий оно от главы нашей отстраняет и самый приговор Судии-Сердцеведа отменяет. О, великое дерзновение! О, страшное заступление! Из огня страстей изымает, со дна падения горе к небесам восхищает. Ограждайте же себя чаще и усерднее, деточки мои милые, сею стеною нерушимою, оградою сею неразоримою "Богородице, Дево, радуйся!" С сею молитвою никак не погибнем, в огне не сгорим, в море не потонем. Если же сатана, ненавидящий нас, и запнет нас на пути нашем и сшибет нас, то и тогда архангельское приветствие воссылая, воспрянем, восстанем добре, затемненные просветлимся, больные душой исцелимся, загрязненные грехом очистимся и убелимся, яко снег чистотою "высшей небес и чистейшей светлостей солнечных". Мертвые, убитые страстьми, воскреснем, оживем и в восторге духа возопием: Христос воскресе! Воистину воскресе!
К середине зимы 1935 г. владыку перевели в Омск, а затем в Ишим. В Ишиме епископ Серафим жил на квартире, где устроил домашнюю церковь. Приезжали к нему и духовные чада. По окончании срока ссылки он решил и остаться здесь: ни средств, ни сил на переезд куда-либо уже не было.
В ночь с 23 на 24 июня 1937 г. в Ишиме были арестованы более 70 человек, в т.ч. и владыка Серафим – все носящие или ранее носившие духовный сан. Духовным чадам разрешили свидание, но сказали: “Прощайтесь навсегда. Больше вы никогда его не увидите”.
Он был обвинен в принадлежности к “контрреволюционной монархической церковной организации” и приговорен к расстрелу. В следственном деле особо указывалось, что в Ишиме епископ “слыл за святого человека”. Владыка Серафим принял мученическую кончину 13/26 августа 1937 г. в Омске.
В 1902 г. мальчик серьезно заболел воспалением лимфатических желез так, что врачи уже не ручались за его жизнь. Николай был чудесно исцелен по молитвам святого старца Серафима, с верою и молитвою прикладываясь к его образку, присланному настоятелем Саровской пустыни игуменом Ерофеем. После чудодейственного исцеления сына о. Иоанн по предписанию Святейшего Синода составил благодарственный тропарь и кондак, посвященные преп.Серафиму (тогда еще не канонизированному).
Окончив семинарию, Николай поступил в Московскую Духовную Академию. В смутную пору начала века дух бунтарства и вольнодумства проникал в стены духовных училищ и академий. Юноши, избиравшие монашеский путь, не пользовались расположением своих товарищей. Профессора также настраивали против монашества, видели в них, монахах, будущих архиереев, занижали таким студентам отметки: "Хватит с вас и тройки, вам нужно смирение. Вы в монахи глядите", — нередко говорилось им. В такой среде пришлось учиться будущему владыке. Однако Лавра с ее уставом и тайными миру подвижниками приблизила юношу к монашеству. Свои мечты о монашестве он делил с двумя друзьями: будущим еп. Филиппом и юным Полиевктом. Соединившись духом, они приступили к раке чудотворца и дали обет принять монашество.
Каникулы Николай проводил дома. Ректор ездил на запад — в Рим и Бари с некоторыми студентами, но отец Коли был тяжело болен: нужно было оставаться дома. Скоро Господь посетил Колю невосполнимой утратой, поставив его у порога монашеской жизни: его отец скончался.
26 сентября 1908 г. в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре Николай был пострижен в монашество с именем Серафима. Когда новопостриженный стоял с зажженной свечой у образа Спасителя, — весь просветленный, сияющий, и благодать играла на его лице, — ректор, указав на него, сказал студентам: "Смотрите! Это ли не свет монашества?"
Пять дней и пять ночей провели ново-постриженные в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Гефсиманском скиту. Клобук не полагалось снимать до семи дней, — он жал и резал уши своими краями, как терновый венец.
"Пережил здесь я, — вспоминал владыка, — и рай и ад. Неожиданно вдруг в душе поднялся ужас, страх, ропот, отчаяние. Что я сделал? Зачем я стал монахом? Заживо себя похоронил... Но что делать? Куда деваться? Готов был об стену биться и... вдруг — грохот: все зашаталось. Иконостас с грохотом свалился вниз, и адский хохот сатанинский раздался под церковными сводами. То было дьявольское наваждение, дьявольское стреляние и его сатанинское адское омрачение, но Христос пришел и рассеял его Своею благодатью. Свет, мир, тишина, теплота, радость исполнили сердце. И все утихло. Все на своих местах, все благоухает. Боже, слава тебе! Христос моя сила, Бог и Господь, честная церковь... Слава Тебе!!!"
Еще студентом, будучи на каникулах с товарищем, знавшим чудовского архимандрита Арсения, и с сестрой Анной, Николай Звездинский зашел в Чудов. Тогда же молодежь посетила и отца Герасима, почитавшегося чудовцами за прозорливого. Николай часто потом посещал старца Герасиму, теплого молитвенника и любвеобильного утешителя. Однажды отец Герасим взял с собою его к своим духовным детям. "Я привез вам чудовского архимандрита... Это наш будущий архимандрит", — так отрекомандовал старец чадам своим своего спутника. Пророческие слова сбылись в точности; тогда же казались дивными.
В скором времени инок Серафим был рукоположен в иеродиакона, а затем в иеромонаха. По окончании академического курса, он получил назначение, какого и сам не ожидал: преподавателем по церковной истории в Вифанскую семинарию, что близ Москвы и Лавры. Здесь он, ранним утром, шел совершать Божественную литургию в Вифанский храм, затем — в семинарию. Воспитанники видели его светлым, тихим, благодатным. Вспоминали потом, будучи сами священниками, какое глубокое впечатление производил он на них. "Я молился за каждого своего ученика, — говорил владыка. — Вынимал за каждого частицу на проскомидии и это, видимо, чувствовали они своими душами".
Вспоминал владыка, как на праздник Иоанна Богослова (это престольный праздник в Вифании), приезжал митрополит Владимир служить литургию. Какое было чудное могучее пение, какой подъем молитвенный царил и какое было у всех торжество на душе. В одно из таких богослужений за запричастным стихом иеромонах Серафим в присутствии митрополита Владимира говорил слово. Проповедь была об Иоанне Богослове, стоявшего у креста Господа и зревшего Его раны и текущую кровь и воду, и "виде и свидетельства". Говорил о том, какое это великое избрание Божие: все бежали, а он стоял у креста и зрел текущую кровь Христову. Иеромонах Серафим увещевал юношей не бежать от страждущего Христа, но стоять на божественной страже.
Подвиги его духовные здесь были очень сильны. Враг нападал на юного подвижника со всею силою. Были страхования.
Живя в Вифании, иеромонах Серафим уединялся от всех и всего. Два года пробыл он здесь, укрепляя себя молитвой и уединением, пощением и смирением. Вскоре перевели отца Филиппа ректором Московской семинарии, а с ним и молодого преподавателя Звездинского. Жизнь оказалась не чуждой искушений. Приходилось постоянно находиться на людях, на миру с его суетой, шумом и нищетой. Утешением и прибежищем для молодого монаха стал Чудов с его молитвенным настоятелем, обитель святителя Алексия, Кремль и его святыни.
В июне 1914 г. иеромонах Серафим ушел под кров тихой Чудовской обители, в священный Кремль.
Когда архимандрита Арсения Господь призвал в святительский сан, настоятелем Чудова монастыря стал иеромонах Серафим.
В Чудове монастыре горел он и светил смирением, уготовляя себя к высшему званию апостольского архиерейского служения. "Свете тихий", — так говорил о нем и владыка Арсений. Тихий голос и самого владыки кротко звал народ к покаянию, чая грядущие бедствия на вселенную. Молитвою, постом, благоговением и любовию сиял и горел в сердце святитель московский Арсений. Каждое его служение привлекало к себе его чад, которые не отрывались от молитвенного с ним общения ни на одно богослужение; в каком из храмов Москвы владыка Арсений — там и его стадо. Часто сослужил ему и архимандрит Серафим, но оставался иногда и один в Чудове за старшего, и каждое его праздничное богослужение соединялось с горячей проповедью о любви ко Христу, о Его страданиях, о Его вечной всепрощающей любви к роду человеческому.
После октябрьского переворота Чудов еще некоторое время жил по заведенному уставу. Чудовские митрополичьи покои стали прибежищем для многих архипастырей, съехавшихся на Поместный Собор 1917/18 гг. Находился здесь и зосимовский старец Алексий, которому доверено было вынуть жребий с именем будущего патриарха.
21 ноября 1918 г. в Успенском соборе состоялась торжественная интронизация патриарха Тихона. В соборе было холодно, главный свод был пробит снарядами. После богослужения патриарх объезжал Кремль и кропил его святой водой.
Как рассказывают очевидцы, солдаты стреляли в кресты Чудова монастыря. Было жутко и страшно видеть лики святых, простреленные пулями и пронзенные ударами штыков. Народ особенно чтил Распятие, из которого как бы потекла кровь, когда снарядом оторвало руки у распятого Господа.
4 августа 1919 г. пришел приказ очистить Чудов, монахам удалиться из Кремля: им предоставлен был для поселения Новоспасский монастырь. Кремль закрылся для верующих.
Владыка Арсений и отец Серафим погостили немного в близкой их сердцу Зосимовой пустыни. Владыка нашел затем убежище у любящей и почитающей его духовной дочери игуменьи Покровской общины Ювеналии. Имея скит и при нем домик в лесу, она устроила для них киновию, где они утешались молитвою. Здесь они не только молились, но и трудились, копали грядки, рубили дрова. Владыка Арсений занимался живописью, архимандрит Серафим читал Св. Писание по обиходу своего небесного покровителя: за неделю — все четыре Евангелия, Деяния Апостолов и их Послания.
Осенью того же года патриарх Тихон вызвал о. Серафима в Москву, где объявил молодому архимандриту, что желает его видеть во епископском сане.
Накануне хиротонии, после всенощной, будущий епископ отслужил панихиду по своим родителям, прося их родительского благословения и молитв на трудный путь архиерейского служения. Утром небольшой храм Троицкого подворья был переполнен. Святейший в белом облачении встречал новонареченного. Вручая посох, он сказал: "По молитвам ныне празднуемого святителя Петра, митрополита Московского, желаю, чтобы ты был для града Дмитрова тем же, чем был св. Петр для нашего града Москвы. Сказано в тропаре сему святому, что он был утверждением граду Москве. Будь и ты утверждением граду Дмитрову".
Постепенно начинались целенаправленные гонения на Церковь Христову. В одной из своих проповедей 1922 г. епископ Серафим говорил:
Откровение Иоанна Богослова говорит о появлении зверя, борющегося с Агнцем Божиим, там говорится о Жене, родившей Сына, которого преследовал страшный зверь, вышедший из бездны. Но Жена скрылась в пустыне. По толкованию св. отцов Жена — Церковь Христова. Они предсказывали, что придет время, когда снова верующим придется уходить в подземелье, скрываться в пустыню. Не наступает ли теперь это время? Будьте крепки духом, будьте внимательны.
В ноябре 1922 г. владыка был арестован за неподчинение обновленческому церковному управлению. Сначала узника допрашивали на Лубянке, а потом перевели в Бутырскую тюрьму. Владыка Серафим делился со своими соузниками всем, что получал от верной паствы. Утешал их словами сострадания, молитвой и любовью, хотя и самому приходилось очень трудно. Тело его, изъеденное вшами, покрылось струпьями. Сердце ослабело. Начались частые сердечные приступы. Поэтому тюремщики перевели его в "околоток", где был полубольничный режим. На стене камеры хлебом он прикрепил образ Божией Матери Скоропослушницы, к Которой особенно взывал в своем узничестве. В бутырском заключении владыка сложил в уме и в сердце своем акафист страждущему Христу Спасителю: "В несении креста спасительного, десницею Твоею мне ниспосланного, укрепи меня в конец изнемогающего".
В апреле 1923 г. его перевели в Таганскую тюрьму, а в мае владыка Серафим отправился в первую ссылку, в деревню Визингу (Зырянский край). Вместе с ним здесь жили монах Чудового монастыря Филарет и дмитровский благочинный, о. Иоанн Суравьев. Вскоре прислали и другую партию ссыльного духовенства. Участь изгнания вместе с владыкой добровольно разделили и его духовные дочери, Клавдия и Анна, благодаря запискам которой во многом и стало известно житие епископа Серафима.
В марте 1925 г. срок ссылки закончился и владыка Серафим отправился в Дмитров. 4 мая он прибыл в Москву, остановившись в Сергиевом Посаде, где исповедовался старцу Алексию, встретился и со своим другом по академии еп. Филиппом Аляскинским.
Церковь в Москве находилась в бедственном положении. Митрополит Петр Крутицкий, местоблюститель патриаршего престола, еще не пользовался доверием многих священников и архиереев в Москве, не все хотели подчиняться митрополиту, который только недавно стал монахом. Своей поддержкой местоблюстителя владыка Серафим помог объединить московский клир вокруг митрополита Петра.
У владыки Серафима начались приступы каменной болезни печени. Несмотря на тяжкие страдания, изгнаннику нужно было явиться в Дмитров к начальству. Владыка явился в НКВД, там ему объявили, чтобы он немедленно выезжал из Дмитрова на Лубянку, в Москву.
Власти запретили епископу ехать в Дмитров на свою кафедру. Лето он провел в Борисоглебском Аносинском монастыре. 11 ноября митрополита Петра отстранили от обязанностей местоблюстителя, и он оставил бумагу, указав, что управление Московской епархией передается викариям во главе с епископом Серафимом. Канцелярия Синода, однако, была закрыта, дела опечатаны.
Временно владыка Серафим выехал в Аносину пустынь и жил, то там, то на хуторе в Кубинке, в 20 верстах от монастыря. 13 июня 1926 г. по требованию властей, владыка был вынужден переехать в Арзамас. В июле он приехал в Дивеево. Несколько месяцев игуменья препятствовала владыке служить в храме, думая, что тем самым спасает монастырь от опасности. Но после упорных просьб смилостивилась — очистила подвальный храм под Тихвинской церковью во имя иконы Божией Матери "Утоли моя печали"; здесь владыка Серафим совершал литургию. После литургии владыка шел на канавку св. Серафима и читал “Богородице Дево, радуйся” 150 раз, в соответствии с правилом преподобного старца. А 19 июля он вместе с епископом Зиновием Тамбовским совершал праздничное богослужение в Сарове в память об открытии мощей святого. Второй раз владыка Серафим был в Сарове на престольный праздник Успения Пресвятыя Богородицы. Это было последнее торжество в Сарове. И — последнее архиерейское служение. По возвращению владыки из Сарова приехал представитель нижегородского НКВД и объявил, что служение разрешается только в Дивееве, а в Саров въезд запрещен.
В августе 1927 епископ Серафим был арестован вместе с епископом Тамбовским Зиновием и игуменией Александрой и увезен в тюрьму в Арзамасе, а затем в Нижний Новгород. Вскоре (до октября 1927 г.) владыки были освобождены и в октябре обоим епископам велели отправиться в Москву.
Тучков предложил епископам побывать у митрополита Сергия, договориться с ним и поехать управлять епархиями при условии сотрудничества с властями. Они отказались. Тогда Тучков сказал им, чтобы они уехали из Москвы. Епископ Серафим уехал в Меленки.
Владыка Серафим подал митрополиту Сергию прошение об освобождении от управления Дмитровским викариатством: такое же прошение подал и вл. Зиновий — освободить от управления Тамбовской епархией. "Что это? — спросил митр. Сергий, — протест? Несогласие с Синодом? Нежелание договориться? А знаете, что митрополит Петр за свою несговорчивость поехал в "Хе" — в Заполярье, а вы будете не в "Хе", а в "хе-хе-хе". Епископы отвергли требование митрополита Сергия зачитать с амвона пастве декларацию о подчинении Церкви советской власти.
Дмитровцы быстро узнали новое местопребывание владыки и устремились к нему. Приток посетителей увеличивался день ото дня. Извозчики выезжали за архиерейскими гостями, довозили до места, привыкли к тому, что ежедневно есть пассажиры и в обратный путь.
В Меленках владыка прожил 5 лет. Здесь он совершил несколько монашеских постригов, в том числе и послушницы Анны, бывшей с ним в Зырянской ссылке. Все это время владыка практически не выходил за ворота дома, где он жил, сосредоточившись на молитвенном подвиге.
Власти искали слабых, через кого можно собирать сведения, принуждали к тому дочь хозяйки дома. В декабре 1931 г. в доме был проведен обыск. "Мы предлагали владыке переехать куда-нибудь, — вспоминает Анна, — чтобы себя обезопасить. Но владыку вызвали в НКВД, потребовали подписку о невыезде. В ответ на наши тревоги владыка раскрыл Евангелие как раз 6-ой недели поста: "И послал двух учеников пред собой уготовать Пасху". "Истина свободит вы". И мы предали себя воле Божьей. Наступила Лазарева суббота. Прибрали в доме, приготовились к Вербному, но каждую минуту тревога: дождемся ли, успеем ли встретить Пасху... Кончилась всенощная "с вайями и ветвями, зовущи": "Благословен грядый во имя Господа Спаса нашего". Сели ужинать — вдруг стук. Быстро вошли трое. Обыск подробный, придирчивый. "Дайте паспорта"... Бледный, больной владыка, когда нас уводили, просил следователя: "Не обижайте их, и вас Господь помилует, не забудьте моей о них к вам просьбы, а я вас не забуду".
11 апреля 1932 г. владыка Серафим был арестован и доставлен в Москву. Его содержали в Лубянской тюрьме, где он находился в одной камере с владыкой Арсением, которого вскоре освободили. Затем епископа перевели в таганскую тюрьму. 7 июля он был обвинен в принадлежности к “контрреволюционной монархической организации “ИПЦ” и приговорен к 3 годам ссылки в Казахстан.
В Алма-Ату вместе с ним поехала монахиня Анна. Тяжелая дорога и плохой климат сказались на здоровье владыки, часто случались сердечные приступы, там он заболел малярией. С трудом удалось найти жилье. Анна вспоминала о том, что в ссылке “приходил алма-атинский владыка, епископ Герман, посетить помощника митр. Петра. Оба были радушны. Владыка угощал его вареньем из виктории и рисовой кашей, привезенной, из Москвы. Вл. Герман приглашал к себе, наш владыка не обещал, а нам сказал: "К себе принял, а сам не пойду". Разделение с сергианством: он не имел с ним молитвенного общения, не искал и общения светского…”
Вскоре ему было предписано отправиться в новую ссылку, в город Гурьев. Ехать пришлось за тысячи километров – через Сызрань, Пензу, Саратов, Уральск.
Из Уральска владыка писал своим чадам:
Всем, всем моим о Христе Иисусе Господе нашем возлюбленным чадам, их же имена в сердце моем ношу, мир, благодать и Божие благословение.
Свершаю длинный и долгий путь с пересадками, утомительными стоянками. Но весь этот путь от Меленков до Москвы, от Москвы до Алма-Аты, от Алма-Аты до Уральска, предстоящий от Уральска до Гурьева на Каспийском море, есть путь дивный и незабвенный. Кратко сказать, что это есть путь чудес от чтения 150 "Богородице, Дево, радуйся"! Порою думается, что Господь нарочито и послал меня этим путем, чтобы воочию показать мне. сколь сильна пред Ним молитва Пречистой Его Матери и сколь действенно приносимое ей с верою архангельское приветствие "Богородице. Дево. радуйся!" Верую и исповедую, яко аз познах, как никогда еще, на совершаемом мною сейчас пути все тепло, всю защиту. весь покров чудного приветствия сего "Богородице, Дево, радуйся!" Это воззвание в самых непроходимых местах пролагало мне углаженную дорогу с верными моими спутниками, в безвыходных обстоятельствах давало выход, располагало нерасположенных ко мне. злые сердца неоднократно умягчало, а несмяг-чавшиеся и обжигало, и посрамляло. Яко изчезати им, яко дым.
Архангельское приветствие "Богородице, Дево, радуйся!" при полной беспомощности вдруг подавало неожиданную помощь и. притом, с такой стороны, откуда и невозможно было никак ее ожидать, не говорю уже о внутреннем мире среди бурь, о внутреннем устроении при окружающем неустройстве от сего приветствия архангельского. Праведно движимый гнев Божий оно от главы нашей отстраняет и самый приговор Судии-Сердцеведа отменяет. О, великое дерзновение! О, страшное заступление! Из огня страстей изымает, со дна падения горе к небесам восхищает. Ограждайте же себя чаще и усерднее, деточки мои милые, сею стеною нерушимою, оградою сею неразоримою "Богородице, Дево, радуйся!" С сею молитвою никак не погибнем, в огне не сгорим, в море не потонем. Если же сатана, ненавидящий нас, и запнет нас на пути нашем и сшибет нас, то и тогда архангельское приветствие воссылая, воспрянем, восстанем добре, затемненные просветлимся, больные душой исцелимся, загрязненные грехом очистимся и убелимся, яко снег чистотою "высшей небес и чистейшей светлостей солнечных". Мертвые, убитые страстьми, воскреснем, оживем и в восторге духа возопием: Христос воскресе! Воистину воскресе!
К середине зимы 1935 г. владыку перевели в Омск, а затем в Ишим. В Ишиме епископ Серафим жил на квартире, где устроил домашнюю церковь. Приезжали к нему и духовные чада. По окончании срока ссылки он решил и остаться здесь: ни средств, ни сил на переезд куда-либо уже не было.
В ночь с 23 на 24 июня 1937 г. в Ишиме были арестованы более 70 человек, в т.ч. и владыка Серафим – все носящие или ранее носившие духовный сан. Духовным чадам разрешили свидание, но сказали: “Прощайтесь навсегда. Больше вы никогда его не увидите”.
Он был обвинен в принадлежности к “контрреволюционной монархической церковной организации” и приговорен к расстрелу. В следственном деле особо указывалось, что в Ишиме епископ “слыл за святого человека”. Владыка Серафим принял мученическую кончину 13/26 августа 1937 г. в Омске.